Завуалированный вариант сюжета не вышедшего Half-Life 2: Episode Three, опубликованный Марком Лэйдлоу в своём блоге

---

Дражайший Игрок,

Надеюсь, у тебя всё хорошо. Я уже слышу, как ты жалуешься - "Гордон Фримен, мы так давно ничего от тебя не слышали!" Что ж, если ты желаешь слушать оправдания, то у меня их множество, прежде всего я был в других измерениях и не только, и не мог связаться с тобой обычными способами. Так было, пока восемнадцать месяцев назад не случилась резкая перемена в моём положении, и я снова оказался на сих берегах. С тех пор у меня была возможность иногда размышлять о том, как лучше описать эти годы, годы моего молчания. Для начала я извиняюсь за ожидание, и теперь спешу наконец прояснить (хоть и кратко, сжато, и с минимумом деталей) события, последовавшие за описанными в моем предыдущем письме (упоминающееся здесь как Эпистола 2).

Для начала, как ты, наверное, помнишь из финальных абзацев моего предыдущего письма, смерть Илая Вэнса потрясла нас всех. Команда Исследования и Сопротивления была в шоке и не знала, как сильно наш план находился под угрозой срыва, и был ли вообще смысл исполнять то, что планировалось. И все же, когда Илая похоронили, мы нашли в себе силы и храбрость перегруппироваться. Его храбрая дочь, напористая Аликс Вэнс, твердо верила, что нам нужно следовать желанию её отца. У нас были координаты в Арктике (переданные давней ассистенткой Илая, доктором Джудит Моссман) которые, как мы считали, отмечали местонахождение потерянного ледокола “Бореалис”. Илай твердо верил, что “Бореалис” лучше уничтожить, нежели позволить ему попасть в руки Альянса. Другие в команде не соглашались, считая, что “Бореалис” может хранить ключ к успеху революции. Так или иначе, спорить было бессмысленно до тех пор, пока мы не нашли корабль. И так, едва мы проводили доктора Вэнса в последний путь, мы с Аликс сели на вертолет и отправились в Арктику; более серьезное подкрепление, в основном ополченцы, должно было последовать на другом транспорте.

Мне до сих пор не очень ясно, что сбило наш крохотный вертолет. Предшествовавшие  часы путешествия сквозь метель над замерзшей равниной тоже все смазались в сплошной неопределенный туман, который едва помнится. Мое следующее ясное воспоминание - то, как наконец мы приблизились к координатам доктора Моссман, где мы ожидали найти “Бореалис”. Вместо этого мы обнаружили сложную и укрепленную установку со всеми признаками зловещей технологии Альянса. Она окружала большое и пустое ледяное поле. Самого “Бореалиса” не было и следа… по-крайней мере, не поначалу. Но пока мы незаметно продвигались вглубь установки Альянса, мы заметили периодическое, на удивление регулярное сияние – как будто загоралась и пропадала из виду гигантская голограмма. Этот странный феномен изначально казался вызванным гигантской системой линз Альянса, но мы с Аликс скоро поняли, что на самом деле видели сам ледокол “Бореалис”, который возникал и пропадал под сосредоточением устройств Альянса. Пришельцы возвели свой комплекс, чтобы изучить и захватить корабль, когда он материализуется. Доктор Моссман предоставила нам координаты не корабля, а места, где он должен был появиться. Ледокол осциллировал, возникая в нашей реальности и пропадая, его пульсирование постепенно стабилизировалось, но не было гарантий, что он останется на месте надолго – если вообще останется. Мы решили, что должны взойти на борт, едва корабль воплотится полностью.

В этот момент мы были ненадолго задержаны – не захвачены Альянсом, как мы сначала боялись, но подчиненными нашего бывшего врага, потворствующего и двуличного Уоллеса Брина. Доктор Брин был не в том же состоянии, что при последней встрече – то есть, он не был мертв. Некогда Альянс сохранил раннюю версию его сознания, и с его физической кончиной они записали запасную личность на пустой биологический носитель, напоминающий огромную личинку. Брин-Личинка, несмотря на относительно важную позицию в иерархии Альянса, явно нервничал, и особенно боялся меня. Уоллес не знал, как умерла его прошлая инкарнация, настоящий доктор Брин. Он знал только, что ответственен за это был я. И потому личинка обращалась с нами крайне осторожно. Все же, скоро он признался (никогда не мог долго держать рот закрытым), что сам был узником Альянса. Ему не доставляло удовольствия текущее чудовищное существование, и он просил нас покончить с его жизнью. Аликс считала, что Уоллес Брин не заслуживал быстрой смерти, но что до меня, то я почувствовал кроху жалости и сострадания. Пока Аликс не видела, я, возможно, сделал кое-что, чтобы ускорить кончину личинки, прежде чем мы пошли дальше.

Недалеко от места, где нас задержал доктор Брин, мы нашли Джудит Моссман в камере допроса Альянса. Разговор Джудит и Аликс был напряженным, как можно представить. Аликс обвинила её в смерти своего отца… эту новость Джудит услышала впервые и была ужасно поражена. Она пыталась убедить Аликс, что все это время была двойным агентом, что работала на сопротивление, и делала только то, что просил Илай, даже если знала что рисковала тем, что все мы будем видеть в ней предательницу. Я поверил; Аликс – не то чтобы. Но с практической точки зрения, мы должны были положиться на доктора Моссман, поскольку вместе с координатами “Бореалиса” у нее были резонансные ключи, необходимые для того, чтобы целиком доставить ледокол в наше измерение.

Мы перестреливались с солдатами, защищавшими исследовательский пост Альянса, потом доктор Моссман настроила “Бореалис” на точно определенные частоты, необходимые, чтобы привести его в (краткую) когерентность. В недолгое отведенное нам время мы взобрались на корабль, пока нас нагоняло неизвестное число агентов Альянса. Корабль скореллировался ненадолго, и потом его колебания возобновятся. Уже опоздала наша вооруженная поддержка, которая прибыла и вступила в битву с силами Альянса, пока мы попали в пространство между вселенными, снова отдав швартовы.

Дальнейшее еще труднее объяснить. Аликс Вэнс, доктор Моссман и я искали управление корабля – его источник энергии, его рубку управления, его навигационный центр. История ледокола оказалась нелинейной. Годами ранее, во время вторжения Альянса, члены предыдущей команды ученых, работавшей в корпусе ледокола, стоявшего в сухом доке Aperture Science в Мичигане , собрали то, что они назвали Петлевое Устройство. Если бы оно работало как требовалось, то создало бы поле, охватывающее корабль целиком. Это поле затем могло мгновенно переместиться в любое выбранное место, не пересекая пространство между двумя точками. Не были нужны входные и выходные порталы или иные устройства, оно было полностью самодостаточно. К несчастью, устройство никогда не тестировали. Когда Альянс столкнул Землю в Семичасовую Войну, пришельцы захватили контроль над нашими самыми важными исследовательскими центрами. Команда “Бореалиса”, желая только лишь не отдать “Бореалис” в руки Альянса, действовала от отчаяния. Они включили поле и отправили “Бореалис” в самую дальнюю точку, какую только могли: Арктика. Чего они не знали, так это того, что Петлевое Устройство путешествовало во времени, а не только пространстве. И оно не было ограничено одним временем или местом. “Бореалис” и сам момент его активации, растянулись по континууму пространства-времени, между почти позабытым Мичиганом в Семичасовой Войне и Арктикой настоящего времени; как туго натянутая вибрирующая резинка, где по всей длине только в определенных точках можно было найти статичные места, как точки гармонии на вибрирующей струне гитары. Одна из этих точек была там, где мы зашли на борт, но струна продолжалась назад и вперед, во времени и пространстве, и скоро нас самих начало растягивать по этим направлениям.

Время стало путаться. С палубы мы могли видеть сухие доки Aperture Science на момент телепортации, где силы Альянса приближались по земле, воде и воздуху. В то же время мы видели арктические пустыни, где наши друзья с боем прорывались к изменчивому “Бореалису”; и в дополнение, проблески других миров, возможно где-то в будущем, или даже прошлом. Аликс постепенно убеждалась, что мы видели один из главных плацдармов для вторжения в другие миры – такие же как наш. Тем временем мы пробивались через корабль, преследуемые силами Альянса. Мы старались разобраться в ситуации и определиться с дальнейшими действиями. Могли ли мы изменить курс “Бореалиса”? Стоило ли нам посадить его на мель в Арктике, дать нашим товарищам изучить корабль? Стоит ли нам уничтожить его со всеми на борту, включая нас? Было невозможно связно думать, учитывая сбивающие с толку парадоксальные петли времени, которые пронизывали корабль как пузыри. Я чувствовал, что схожу с ума, что мы все сходили с ума, сталкиваясь с мириадами версий нас самих, на этом корабле, который наполовину был кораблем-призраком, наполовину комнатой страха.

Наконец, дело дошло до выбора. Джудит Моссман спорила - не без оснований - что мы должны спасти “Бореалис” и доставить его Сопротивлению, что наши ученые умы смогут изучить и подчинить его силу. Но Аликс напомнила мне, что поклялась исполнить требование своего отца: уничтожить корабль. Она выносила план: настроить “Бореалис” на самоуничтожение и направить в сердце нексуса вторжения Альянса. Джудит и Аликс спорили. Джудит одолела Аликс и определила область “Бореалиса”, готовясь отключить Петлевое Устройство и поставить корабль на лед. Потом я услышал выстрел, и Джудит упала. Аликс решила за всех нас, ну, или решило её оружие. Со смертью доктора Моссман, мы посвятили себя самоубийственному броску. С мрачным настроем Аликс и я взвели “Бореалис”, создав межвременную боеголовку, и направили его в сердце командного центра Альянса.

В этот момент, как ты наверняка совсем не будешь удивлен услышать, появилась Некая Зловещая Фигура, в форме этого насмехающегоса обманщика, Джимена. В этот раз он явился не мне, но Аликс Вэнс. Аликс не видела загадочного бюрократа с детства, но сразу узнала его. "Следуйте со мной, нам нужно посетить много дел, переделать много мест, " сказал Джимен, и Аликс неохотно согласилась. Она проследовала за странным седым мужчиной прочь с “Бореалиса” и из нашей реальности. Для меня дверь никто не держал открытой; только злобная усмешка и взгляд в сторону. Меня бросили одного, движущегося на превращенном в оружие ледоколе в сердце планеты Альянса. Вспыхнул ярчайший свет. Я увидел посреди космоса блистающую сферу Дайсона. Безграничность мощи Альянса, бессмысленность нашей борьбы, кратко расцвела в моем сознании. Я видел всё. В основном я видел как “Бореалис”, наше сильнейшее оружие, оказалось бы слабее горящей спички, когда бы разорвалось на части. А мои останки бы еще незначительнее.

И тогда, как ты уже наверняка предвидел, Вортигонты раздвинули свой собственный клетчатый занавес реальности, дотянулись как уже делали ранее, вытащили меня и оставили. Я едва увидел начало фейерверков.

И вот мы здесь. Я говорил о своем возвращении на сии берега. То был кружной путь через места, которые я когда-то знал, и было удивительно видеть, как сильно поменялась местность. Так много времени прошло, что мало кто помнит, кто я такой, или что я говорил, когда разговаривал в последний раз, или чего именно мы надеялись достигнуть. К этому моменту, сопротивление победило или проиграло без моего участия. Прежние друзья принуждены к молчанию, или остались на обочине жизни. Я уже не знаком, или не узнаю большинство членов исследовательской группы, хотя я верю, что дух сопротивления еще живет. Я надеюсь, что ты лучше меня знаешь, что стоит делать дальше, и не буду тебе мешать. Не ожидай от меня дальнейших писем по этим вопросам; это моя последняя эпистола.

Искренне твой в бесконечной окончательности,

Гордон Фримен, доктор физических наук.

---

Дражайший Игрок,

Надеюсь, у тебя всё хорошо. Я уже слышу, как ты жалуешься - "Герти Фремонт, мы так давно ничего от тебя не слышали!" Что ж, если ты желаешь слушать оправдания, то у меня их множество, прежде всего я была в других измерениях и не только, и не могла связаться с тобой обычными способами. Так было, пока восемнадцать месяцев назад не случилась резкая перемена в моём положении, и я снова оказалась на сих берегах. С тех пор у меня была возможность иногда размышлять о том, как лучше описать эти годы, годы моего молчания. Для начала я извиняюсь за ожидание, и теперь спешу наконец прояснить (хоть и кратко, сжато, и с минимумом деталей) события, последовавшие за описанными в моем предыдущем письме (упоминающееся здесь как Эпистола 2).

Для начала, как ты, наверное, помнишь из финальных абзацев моего предыдущего письма, Смерть Элли Вэнт потрясла нас всех. Команда Исследования и Восстания была в шоке и не знала, как сильно наш план находился под угрозой срыва, и был ли вообще смысл исполнять то, что планировалось. И все же, когда Элли похоронили, мы нашли в себе силы и храбрость перегруппироваться. Ее храбрый сын, напористый Алекс Вэнт, твердо верил, что нам нужно следовать желанию его матери. У нас были координаты в Антарктиде (переданные давним ассистентом Элли, доктором Джерри Маасом) которые, как мы считали, отмечали местонахождение потерянного роскошного лайнера “Гиперборея”. Элли твердо верила, что “Гиперборею” лучше уничтожить, нежели позволить ей попасть в руки Разрыва. Другие в команде не соглашались, считая что “Гиперборея” может хранить ключ к успеху революции. Так или иначе, спорить было бессмысленно до тех пор, пока мы не нашли корабль. И так, едва мы проводили доктора Вэнт в последний путь, мы с Алексом сели на гидросамолет и отправились в Антарктиду; более серьезное подкрепление, в основном ополченцы, должно было последовать на другом транспорте.

Мне до сих пор не очень ясно, что сбило наш крохотный самолет. Предшествовавшие часы путешествия сквозь метель над замерзшей равниной тоже все смазались в сплошной неопределенный туман, который едва помнится. Мое следующее ясное воспоминание - то, как наконец мы приблизились к координатам доктора Мааса, где мы ожидали найти “Гиперборею”. Вместо этого мы обнаружили сложную и укрепленную установку со всеми признаками зловещей технологии Разрыва. Она окружала большое и пустое ледяное поле. Самого “Гипноса”  не было и следа… по-крайней мере, не поначалу. Но пока мы незаметно продвигались вглубь установки Разрыва, мы заметили периодическое, на удивление регулярное сияние – как будто загоралась и пропадала из виду гигантская голограмма. Этот странный феномен изначально казался вызванным гигантской системой линз Разрыва, но мы с Алексом скоро поняли, что на самом деле видели сам лайнер “Гиперборея”, который возникал и пропадал под сосредоточением устройств Разрыва. Пришельцы возвели свой комплекс, чтобы изучить и захватить корабль, когда он материализуется. Доктор Маас предоставил нам координаты не корабля, а места, где он должен был появиться. Лайнер осциллировал, возникая в нашей реальности и пропадая, его пульсирование пульсирование постепенно стабилизировалось, но не было гарантий, что он останется на месте надолго – если вообще останется. Мы решили, что должны взойти на борт, едва корабль воплотится полностью.

В этот момент мы были ненадолго задержаны – не захвачены Разрывом, как мы сначала боялись, но подчиненными нашего бывшего врага, потворствующей и двуличной Ванды Бри. Доктор Бри была не в том же состоянии, что при последней встрече – то есть, она не была мертва. Некогда Разрыв сохранил раннюю версию ее сознания, и с её физической кончиной они записали запасную личность на пустой биологический носитель, напоминающий огромного слизня. Бри-Слизень, несмотря на относительно важную позицию в иерархии Разрыва, явно нервничала, и особенно боялась меня. Ванда не знала, как умерла ее прошлая инкарнация, настоящая доктор Бри. Она знала только, что ответственна за это была я. И потому слизень обращался с нами крайне осторожно. Все же, скоро она призналась (никогда не могла долго держать рот закрытым), что сама была узницей Разрыва. Ей не доставляло удовольствия текущее чудовищное существование, и она просила нас покончить с её жизнью. Алекс считал, что Ванда Бри не заслуживала быстрой смерти, но что до меня, то я почувствовала кроху жалости и сострадания. Пока Алекс не видел, я, возможно, сделала кое-что, чтобы ускорить кончину слизня, прежде чем мы пошли дальше.

Недалеко от места, где нас задержала доктор Бри, мы нашли Джерри Мааса в камере допроса Разрыва. Разговор Джерри и Алекса был напряженным, как можно представить. Алекс обвинил его в смерти своей матери… эту новость Джерри услышал впервые и был ужасно поражен. Он пытался убедить Алекса, что все это время был двойным агентом, что работал на сопротивление, и делал только то, что просила Элли, даже если знал что рисковал тем, что все мы будем видеть в нем предателя. Я поверила; Алекс – не то чтобы. Но с практической точки зрения, мы должны были положиться на доктора Мааса, поскольку вместе с координатами Гипербореи у него были резонансные ключи, необходимые для того, чтобы целиком доставить лайнер в наше измерение.

Мы перестреливались с солдатами, защищавшими исследовательский пост Разрыва, потом доктор Маас настроил “Гиперборею” на точно определенные частоты, необходимые, чтобы привести ее в (краткую) когерентность. В недолгое отведенное нам время мы взобрались на корабль, пока нас нагоняло неизвестное число агентов Разрыва. Корабль скореллировался ненадолго, и потом его колебания возобновятся. Уже опоздала наша вооруженная поддержка, которая прибыла и вступила в битву с силами Разрыва, пока мы попали в пространство между вселенными, снова отдав швартовы.

Дальнейшее еще труднее объяснить. Алекс Вэнт, доктор Маас и я искали управление корабля – его источник энергии, его рубку управления, его навигационный центр. История лайнера оказалась нелинейной. Годами ранее, во время вторжения Разрыва, члены предыдущей команды ученых, работавшей в корпусе лайнера, стоявшего в сухом доке Исследовательской Базы Токсик-Айленд на озере Гурон, собрали то, что они назвали Петлевое Устройство. Если бы оно работало как требовалось, то создало бы поле, охватывающее корабль целиком. Это поле затем могло мгновенно переместиться в любое выбранное место, не пересекая пространство между двумя точками. Не были нужны входные и выходные порталы или иные устройства, оно было полностью самодостаточно. К несчастью, устройство никогда не тестировали. Когда Разрыв столкнул Землю в Девятичасовой Армагеддон, пришельцы захватили контроль над нашими самыми важными исследовательскими центрами. Команда Гипербореи, желая только лишь не отдать “Гиперборею” в руки Разрыва, действовала от отчаяния. Они включили поле и отправили “Гиперборею” в самую дальнюю точку, какую только могли: Антарктида. Чего они не знали, так это того, что Петлевое Устройство путешествовало во времени, а не только пространстве. И оно не было ограничено одним временем или местом. “Гиперборея” и сам момент активации, растянулись по континууму пространства-времени, между почти позабытым озером Гурон в Девятичасовом Армагеддоне и Антарктидой настоящего времени; как туго натянутая вибрирующая резинка, где по всей длине только в определенных точках можно было найти статичные места, как точки гармонии на вибрирующей струне гитары. Одна из этих точек была там, где мы зашли на борт, но струна продолжалась назад и вперед, во времени и пространстве, и скоро нас самих начало растягивать по этим направлениям.

Время стало путаться. С палубы мы могли видеть сухие доки Токсин-Айленда на момент телепортации, где силы Разрыва приближались по земле, воде и воздуху. В то же время мы видели антарктические пустыни, где наши друзья с боем прорывались к изменчивой Гиперборее; и в дополнение, проблески других миров, возможно где-то в будущем, или даже прошлом. Алекс постепенно убеждался, что мы видели один из главных плацдармов для вторжения в другие миры – такие же как наш. Тем временем мы пробивались через корабль, преследуемые силами Разрыва. Мы старались разобраться в ситуации и определиться с дальнейшими действиями. Могли ли мы изменить курс “Гипербореи”? Стоило ли нам посадить его на мель в Антарктиде, дать нашим товарищам изучить корабль? Стоит ли нам уничтожить его со всеми на борту, включая нас? Было невозможно связно думать, учитывая сбивающие с толку парадоксальные петли времени, которые пронизывали корабль как пузыри. Я чувствовала, что схожу с ума, что мы все сходили с ума, сталкиваясь с мириадами версий нас самих, на этом корабле, который наполовину был кораблем-призраком, наполовину комнатой страха.

Наконец, дело дошло до выбора. Джерри Маас спорил - не без оснований - что мы должны спасти “Гиперборею” и доставить его Сопротивлению, что наши ученые умы смогут изучить и подчинить его силу. Но Алекс напомнил мне, что поклялся исполнить требование своей матери: уничтожить корабль. Он выносил план: настроить “Гиперборею” на самоуничтожение и направить в сердце нексуса вторжения Разрыва. Джерри и Алекс спорили. Джерри одолел Алекса и определила область Гипербореи, готовясь отключить Петлевое Устройство и поставить корабль на лед. Потом я услышала выстрел, и Джерри упал. Алекс решил за всех нас, ну, или решило его оружие. Со смертью доктора Мааса, мы посвятили себя самоубийственному броску. С мрачным настроем Алекс и я взвели “Гиперборею”, создав межвременную боеголовку, и направили ее в сердце командного центра Разрыва.

В этот момент, как ты наверняка совсем не будешь удивлен услышать, появилась Некая Зловещая Фигура, в форме этой насмехающейся обманщицы, Миссис Икс. В этот раз она явилась не мне, но Алексу Вэнту. Алекс не видел загадочную учительницу с детства, но сразу узнал её. "Следуйте со мной, нам нужно посетить много дел, переделать много мест," сказала Миссис Икс, и Алекс неохотно согласился. Он проследовал за странной седой леди прочь с Гипербореи и из нашей реальности. Для меня дверь никто не держал открытой; только злобная усмешка и взгляд в сторону. Меня бросили одну, движущуюся на превращенном в оружие лайнере в сердце планеты Разрыва. Вспыхнул ярчайший свет. Я увидела посреди космоса блистающую сферу Дайсона. Безграничность мощи Разрыва, бессмысленность нашей борьбы, кратко расцвела в моем сознании. Я видела всё. В основном я видела как “Гиперборея”, наше сильнейшее оружие, оказалось бы слабее горящей спички, когда бы разорвалось на части. А мои останки бы еще незначительнее.

И тогда, как ты уже наверняка предвидел, Гастлихонты раздвинули свой собственный клетчатый занавес реальности, дотянулись как уже делали ранее, вытащили меня и оставили. Я едва увидела начало фейерверков.

И вот мы здесь. Я говорила о своем возвращении на сии берега. То был кружной путь через места, которые я когда-то знала, и было удивительно видеть, как сильно поменялась местность. Так много времени прошло, что мало кто помнит, кто я такая, или что я говорила, когда разговаривала в последний раз, или чего именно мы надеялись достигнуть. К этому моменту, сопротивление победило или проиграло без моего участия. Прежние друзья принуждены к молчанию, или остались на обочине жизни. Я уже не знакома, или не узнаю большинство членов исследовательской группы, хотя я верю, что дух сопротивления еще живет. Я надеюсь, что ты лучше меня знаешь что стоит делать дальше, и не буду тебе мешать. Не ожидай от меня дальнейших писем по этим вопросам; это моя последняя эпистола.

Искренне твоя в бесконечной окончательности,

Гертруда Фремонт, доктор физических наук.